class="p1">– Будь хорошей сестренкой и выпей за меня немного. – Он поднес чашку к моему рту.

Меня передернуло от терпкого запаха.

– Как хорошая сестренка, я удостоверюсь, что ты выпил все до последней капли. – Я отпихнула его руку. – Давай-давай.

– Как всегда, жестокая. – Он покачал головой, вновь поморщился и одним махом допил варево. – Хотя бы помоги, если пришла меня донимать. – Он указал на следующую балку.

Я подняла ее и придерживала, пока Костя прибивал ее к нужному месту. Какое-то время мы работали в тишине. Он показывал на то, что ему нужно, а я понимала его без слов. Телегу почти доделали, оставалось починить колесо и найти лошадь.

Так на хозяйстве и вели ремонт. Чинили, что могли, а для остального ждали, когда появятся лишние деньги или запасы. Иногда они появлялись. Чаще – нет. Но мы все равно продолжали ждать.

– Извини, что потеряла телегу. – Я наконец набралась смелости попросить прощения. Наша телега со всеми товарами и безделушками, которые я скопила за месяцы торговли, осталась у амбара в Исети. Когда вернусь туда, все уже растащат. – И Буяна.

Костя вздохнул.

– Ты бы не позволил им забрать Буяна, – продолжила я охрипшим голосом. Буян раньше был Костиной лошадью. Потом он ушел на войну, и я стала ездить торговать. – А я даже не нашла тебе врача.

– Я тебя не виню, – сказал он. – Ни за врача, ни за Буяна. Пока они здесь, они будут брать все, что увидят. Я знаю, что ты ничего не могла сделать. Но ты пыталась.

В груди потеплело. Я больше не чувствовала себя такой неудачницей.

– Но я переживаю насчет этой девчонки, Женя, – продолжил он. – Если за ней охотится Чека, она впуталась во что-то серьезное.

– Чека? Юровский – чекист?

Костя кивнул, и мне захотелось зареветь.

Чека – это милиция Красной армии. Они охотились на контрреволюционеров и убивали дезертиров. Если человека арестовали чекисты, его больше никто и никогда не увидит.

– Черт! – выругалась я. – Неудивительно, что он такой жестокий.

– Командир Юровский – хороший человек. – Костя нахмурился в недовольстве. – Член Екатеринбургского совета. Единственный, кто заботился о солдатах, когда я проходил обучение. Не позволял нам сражаться, пока всем не выдали оружие. Остальные говорили, что мы можем просто делиться. Если он казнил семью Анны, у него были веские причины.

Я раскрыла рот.

– Ты шутишь? – вырвалось у меня. – Он сумасшедший! Он пытался меня застрелить, хотя я ничего не сделала!

Костя недоверчиво приподнял брови.

– Правда!

– Ты помогаешь контрреволюционерке сбежать от него. Ты соврала ему, чтобы ее защитить. Почему он не должен думать, что ты на ее стороне?

– Он мог спросить!

Костя засмеялся, но это был невеселый смех.

– С чего ему? В его глазах ты предатель.

Я почти промолчала, но не могла не спросить:

– Ав твоих глазах?

Костя ответил сразу же:

– Я тебя знаю. Я знаю, что ты не контрреволюционерка.

Что ж, я ожидала худшего. Мои плечи расслабились.

– Но Юровский знает только то, что ты помогаешь девчонке, чью семью казнили. Что еще ему остается думать?

– Анна мне нравится не больше, чем тебе, – сказала я, всей душой желая, чтобы это было правдой. – Я хочу, чтобы она исчезла. Но она и мухи не обидит. Ты же видишь это, так ведь?

– Нет, Женя, – он покачал головой. – Не вижу. Я вижу девчонку, которая каким-то образом сбежала от чекистов и втянула тебя в опасную авантюру. Я вижу девчонку, которая важна настолько, что ее преследуют солдаты с командиром Чека во главе. Кем бы она ни была, она очень опасна.

– Ой, да ладно тебе.

Я не знала, что еще сказать. Если Анна действительно такой важный человек, то что же она такое совершила? Помогала ли я белым, защищая ее?

– Настоящая опасность сейчас – это белые, – сказала я. – Давай их обсудим.

Костя пожал плечами:

– Мы ничего сделать не можем. Остается держаться тише воды ниже травы. Кое-кто из наших пытался дать им отпор. Ничем хорошим это не закончилось.

В отчаянии я прикусила губу. Мы с Костей состояли в местной группе большевиков. Агитировали других присоединяться, чтобы избавиться от общинной управы. В той сидели одни старики, которые считали, что женщинам не нужны права. После смерти бати они попытались забрать нашу землю. К счастью, Лев еще был жив, и мама оформила ее на его имя. А потом он умер, но мама мурыжила Совет, пока Косте не исполнилось восемнадцать. Теперь, когда Костя потерял ногу, они вновь попытаются отнять землю.

Совет разрешил бы женщинам голосовать и владеть землей. Но агитация не приносила быстрых результатов. Пока к нам присоединились всего лишь пятнадцать мужчин и несколько женщин, включая мою лучшую подругу Дашу. А так как за пределами Медного всем было плевать на то, кто управляет поселком, община будет оставаться у власти до тех пор, пока наша группа не превысит ее по численности.

– Что случилось? – спросила я.

– Полгруппы арестовали. Убили Виктора Косова и Наталью Попову. Остальные разбежались. Мама сказала белым, что я погиб пару дней назад, и пока они верят. Надеюсь, что про тебя никто не расскажет. Очень многие видели, что ты вернулась. Белые ищут большевиков.

Виктор Косов и Наталья Попова погибли? Наталья была слишком стара, чтобы сражаться. Грубиянка и пьяница, но преданная большевичка. А Виктор с женой позволяли проводить наши встречи у себя дома. Ко мне он относился с теплотой, но, когда дело касалось коммунизма, становился несгибаемым, как железо. Больше всего на свете мечтал о революции. И погиб за нее.

– А Даша в порядке? – спросила я, чувствуя, как тревожно сжалось сердце. – Я видела ее у церкви, но из-за солдат не смогла подойти.

– Она прячется у дяди. Умная девчонка.

Я выдохнула с облегчением:

– Хорошо. Меня же никто не сдаст? Они соседи. И никто не любит белых.

– Трудно сказать наверняка. – Костя пожал плечами. – Но мама захочет, чтобы ты держалась поближе к дому. Не выходила в поля, где тебя могут увидеть.

Наши поля располагались на самом краю поселка.

– А как же ячмень? Меня четыре дня не было. Без нашей помощи мама с жатвой не справится. Мы потеряем урожай.

Костя покачал головой:

– Ей будет хуже, если нас убьют. Или возьмут в плен. Когда белые уйдут, сделаем, что сможем, чтобы наверстать упущенное. А твоей подруге лучше идти с ними. Сомневаюсь, что ей позволят одолжить телеграф.

– Эти солдаты еще хуже, чем я думала. Бедная Нюрка.

– Бедный Фома Гаврилович, – сказал он. – Нужно его проведать. Он столько потерял… – Костя вздохнул. – Жду не дождусь, когда